07:13
19 марта ‘24

Вывод войск не отмечают: эксперт рассказал, как 30 лет назад СССР ушел с отрогов Гиндукуша

Опубликовано
Источник:
Понравилось?
Поделитесь с друзьями!

Сегодня исполняется 30 лет со дня вывода советских войск из Афганистана. Профессор, доктор исторических наук, полковник запаса Сергей Небренчин рассказал о том, как афганская кампания повлияла на СССР и Россию.

Слишком много копий сломано вокруг той войны, слишком много фактов и вымыслов оказалось во внимании общественности. Но значение тех событий велико до сих пор — в Афганистане продолжается конфликт, страна оккупирована США и их прокси-формированиями. 

О том, как афганская кампания повлияла на СССР и Россию, как действовали наши военные в этой стране и как они в итоге ушли с отрогов Гиндукуша, в беседе с военкором Федерального агентства новостей рассказал профессор, доктор исторических наук, полковник запаса Сергей Небренчин. 

Смысл даты изменили правильно

— Сергей Михайлович, когда и в каком качестве вы оказались в Афганистане? 

— Я находился в этой стране в 1982, 1983—1985 и 1987 годах. Был командиром 109-го отдельного отряда спецпропаганды. 

— Чем для вас является дата 15 февраля: праздником или скорбным днем? 

— Прежде всего, 15 февраля отмечается как День памяти и не отмечается как день вывода войск. Многие афганцы настаивали, чтобы этот праздник был изменен. Потому что вывод войск — это все равно что сдача города. Чего там отмечать? Для военных людей взятие города — это победа, а его сдача — это поражение. Поэтому смысл самой даты был изменен, и я думаю, что это правильно. 

— Как сейчас можно оценить наши действия в Афганистане? 

— За прошедшее с тех пор время произошло очень много событий. Афганистан стал предтечей крушения Советского Союза и ключевой страной в последующих событиях на постсоветском пространстве Центральной Азии.

— Политика «нового мышления» Михаила Горбачева в СССР и «национального примирения» в Афганистане совпали, и обе привели к краху всей системы. 

— Абсолютно точно. Когда к 1985 году советским войскам удалось максимально стабилизировать и во многом взять под контроль обстановку в Афганистане, когда потери стали снижаться (их максимум приходится на 1982—1983 годы), вдруг все переполошились и стали проводить «политику национального примирения» и вести переговоры в Женеве. 

— Есть ли аналогии этому в современной истории? 

— Это очень похоже на то, что происходило в первую чеченскую кампанию: как только мы достигаем результата — сразу окрик, войска останавливаются, начинаются разговоры о мире и т. д. «Политика национального примирения» в Афганистане, запущенная из Женевы, и затем «политика нового мышления» в Советском Союзе — это события, которые шли параллельно. 

«Живот Востока»

— Насколько было необходимым наше военное вмешательство в конфликт в Афганистане? 

— На тот момент международная обстановка была очень сложной, как, собственно, и в самом Афганистане. Но, учитывая специфику региона: то, что Афганистан — ключевая страна мусульманского Востока, тяжелая страна, фактически «живот Востока», всей Азии, — то, конечно, вводить туда войска особой необходимости не было. У нас была масса других возможностей, чтобы эффективно влиять на эти события. 

— О каких возможностях идет речь?

— У нас были хорошие политические позиции, оказывалась материальная и финансовая помощь, работал мощный советнический аппарат — чем не наше присутствие? Были информационные возможности. Сильное влияние оказывалось по линии мусульманских республик Советского Союза. Наконец, у нас была колоссальная поддержка народа, симпатии афганцев были на стороне Советского Союза, хотя это был коммунистический режим.

Тем не менее, мы полезли в страну, где были сильнейшие мусульманские предрассудки. Причем полезли со своей коммунистической идеологией, атеизмом. И уже на первом этапе столкнулись с тем, что наши коммунистические разнарядки и установки вступают в жесткое противоречие с мусульманскими реалиями. Страна жила в XIV веке. Афганский мусульманин как не верил, что в космос уже слетали и не видели там Бога, так не верит до сих пор. В этом его бесполезно было убеждать. А мы попытались… 

Помню, мой коллега-спецпропагандист из политотдела 40 армии на одной из операций под Кабулом долго убеждал седовласых стариков и подростков в отсутствии Всевышнего на небесах. Я не влезал в разговор, наблюдал со стороны. Деды фыркали и плевались, отворачивали головы в сторону, подростки озорно спорили, посмеиваясь над офицером… 

— Но выводы все-таки какие-то сделали? 

— ОКСВ — хоть и стотысячный, но ограниченный во всем, прежде всего в силах и средствах, контингент войск, оказываясь в недружественной обстановке, изначально становился объектом нападок. Неслучайно почти сразу мы стали учитывать мусульманский фактор. Появилась информационно-справочная литература для войск и, в частности, «Советскому воину об Афганистане», «Быт, нравы и обычаи афганцев», «Ислам в Афганистане» и др. Социалистический режим трансформировался в народно-демократический, поменялся глава государства — вместо Кармаля пришел Наджибулла, но было уже поздно. Кстати, моя кандидатская диссертация — «Исламский фактор и его учет в спецпропаганде…»

— Вы считаете, что в такой обстановке вывод войск из Афганистана был неизбежен? 

— Вывод войск из Афганистана был неизбежен, рано или поздно войска уходят. Но возникло известное военно-политическое раздвоение — «Вводить нельзя выводить»: где поставить запятую? Подготовка к выводу уже спровоцировала негативные последствия. Ведь когда мы уходим, не достигнув цели, то неизбежно несем за собой весь шлейф негативных последствий. Этим умело воспользовались наши оппоненты на Западе. Я напомню, что тогда против Афганистана и Советского Союза воевали мусульманские, западные страны и Китай. Сложилась огромная мировая фронда против нашей страны. 

Нас было слишком мало

— Тем не менее, с военной точки зрения, мы действовали успешно? 

— С точки зрения действий войск, — успешно. И об этом, как ни странно, говорят данные о потерях. Ежегодно в Афганистане мы теряли по 1200—1300 человек, в самые тяжелые годы — 1400 человек. С военной точки зрения, это не очень большие потери, если учитывать, что шли полноценные боевые действия. Для сравнения: ежегодные потери во всех Вооруженных Силах СССР были больше в несколько раз. Армия сама по себе — такой субъект, который постоянно несет потери. Это и учения, самострелы, чрезвычайные происшествия, инциденты в караульной службе и т. д. 

— Приведите, пожалуйста, примеры наших успешных боевых операций в Афганистане. 

— Этих примеров хватает, без преувеличения. Лично я вспоминаю успешную Панджшерскую операцию 1982 года, когда мы действовали против группировки Ахмад Шаха Масуда. Можно привести и операцию 1984 года в том же районе, которая была проведена с минимальными потерями, когда значительная часть Панджшерского ущелья была взята под контроль. Я вспоминаю операцию в Асадабаде на границе с Пакистаном в 1985 году, когда приграничье очищалось от засилья боевиков…

— За счет чего военные добивались успеха в этих операциях? 

— Главная причина — мы старались максимально деликатно обходиться с населением. Не было такого подхода, что нужно крушить все и вся во имя достижения цели. То есть войска умело сдерживались. Хотя, конечно, были случаи потерь среди населения, и немалых. Но в целом войска научились действовать точечно. Было хорошее планирование операций, которые носили скрытый характер. 

— А что можете выделить в качестве негатива? 

— Нашим серьезным просчетом, в первую очередь политического руководства, было отсутствие нужного количества необходимого контингента для решения боевых задач в Афганистане. Стотысячной группировки было явно недостаточно на такую территорию и такое количество населения. Тогда в Афганистане проживало около 16 миллионов человек. 

Для сравнения, у нас в Иране в 1941—1946 годах была группировка в несколько раз больше, хотя там, на северо-востоке страны, мы контролировали в два раза меньше населения. В Афганистане же нам явно не хватало людей. 

— Речь идет о нехватке личного состава непосредственно в боевых подразделениях? 

— Именно. Я встречал такую цифру — 80% войск занимались охраной. При этом люди болели, ездили в командировки и отпуска. И чтобы провести операцию, например, по блокаде Баграмской зеленки, нужно было собрать не менее 50 батальонов (!), а в реальности рота шла одним взводом, батальон — одной ротой, и нужного количества мы не набирали. 

— На Западе популярна точка зрения, что режим в Кабуле контролировал малую территорию, а в целом Афганистан находился во власти моджахедов. 

— Я недавно читал, что в 1985 году режим контролировал 23% территории страны. Но надо понимать, что в Афганистане все остальное — это горы. Что касается населенных пунктов, то, если я не ошибаюсь, практически все провинциальные центры и волости были под контролем. А именно там проживало основное население страны, не считая тех беженцев в Иране и Пакистане, которых, по всем меркам, было не так уж и много. 

Наш афганский опыт

— И все же, каковы главные уроки Афганистана? 

— Мы должны понять главное: ввод войск — это самая крайняя мера. Она должна быть продуманной и взвешенной. Взять, скажем, события в Сирии, где все проходит в совершенно другом контексте. 

В Сирии у нас — максимально ограниченный контингент. Там есть такой помощник, как Иран, который на себе вытягивает тяжесть войны в полевых условиях. Но даже в этой ситуации возникает много вопросов. Противник будет стараться выжать все военно-политические дивиденды. Только наши оптимальные решения и профессиональные действия позволяют нивелировать планы «партнеров». 

— Западные исследователи указывают, что опыт Афганистана не был использован Российской армией в Чечне, что привело к большим потерям. Почему? 

— История с использованием, а точнее, неиспользованием опыта из прошлого — наша давняя отрицательная традиция. А ведь у нас был богатый опыт военного присутствия в Средней Азии и Закавказье и до 1917 года. Иран в сороковые годы, опять же. Но этот опыт не извлекается! Мы пошли в Афганистан, как в первый раз в этот регион, забыв про прошлое. 

Что касается боевых действий на Северном Кавказе, то страна в тот момент была на перепутье. Речь шла о том, выживет ли Россия вообще. И когда начались чеченские события, было уже не до опыта. 

Тем более, многое оказалось заперто в архивах Туркестанского, Закавказского и Среднеазиатского военных округов, оказавшихся вне России. И не все ушло в центральные архивы. Да и использовать эти архивы было некому. Военные получали опыт на пальцах, в конкретных боевых условиях, учась у ветеранов-афганцев, которые оказались в Чечне. 

— Как вы оцениваете потенциал афганской армии того времени? 

— На афганцев было рассчитывать сложно — хоть мы и готовили части и подразделения афганской армии, и многому она научилась, во многом преуспела. И, может быть, держалась бы еще дольше, если бы мы не прекратили поддержку режима Наджибуллы после вывода войск, когда наше правительство отказало Кабулу в поддержке. 

Второй Афганистан?

— Президент США Дональд Трамп неоднократно заявил, что Россию нужно привлечь к действиям в Афганистане. Нам это нужно? 

— Уже занимаясь наукой, я находил подтверждение тому, что советское военное присутствие в Афганистане было искусственным. Мы были затянуты туда. Сценарий, когда русских нужно затянуть в ловушку, чтобы они попали в мусульманский капкан, был просчитан нашими недругами, «партнерами» или заклятыми друзьями. 

Трамп — публичный политик. Думаю, у него на языке то, о чем думают в спецслужбах и других кругах. Конечно, для них было бы неплохо вернуть Россию в ситуацию, аналогичную афганской. Им явно нужен проверенный и апробированный конфликт, с помощью которого можно было бы подступиться к развалу России. 

— Попыток «партнеров» сделать это в Сирии недостаточно? 

— Недостаточно. Мы не ведемся на их провокации там, делаем осторожные шаги. Нам удалось объединить усилия с Турцией и Ираном. На Украину мы тоже не лезем, не втягиваемся в эту губительную для нас войну. 

Поэтому почему бы им не отработать сценарий в Афганистане? Поднять мусульманскую волну хаоса, которую можно бросить на наше Поволжье, и страна будет разорвана посередине? Это давний план, он существует. И, думаю, в этом случае Трамп называет вещи своими именами. 

— Разумеется, мы не купимся на подобные провокации. Или есть альтернатива? 

— Хочется верить, что наше руководство не растеряет дальновидности и будет так же отстаивать национальные интересы, как сегодня. Не в национальных интересах России — втягиваться в новый конфликт. У нас сложное положение в стране. Мы и без этого достаточно уязвимы. И если еще и втянуться в Афганистан, это может стать для нас губительным.

Да, мы модернизируем Армию, сделали шаг вперед. Но на мусульманском Востоке одними ракетами ничего не сделаешь. Все равно необходима наземная операция, точечные действия специальных войск. А это всегда — люди, потери. Это всегда — гибель и болезненная реакция населения. 

— Как, на ваш взгляд, может быть использован потенциал воинов-«афганцев»? 

— В нынешней сложной ситуации для России, когда мы вновь оказываемся в кольце врагов, потенциал тех, кто прошел через Афганистан — их, по разным оценкам, от 600 тыс. до миллиона и более человек, — востребован. Это инструмент, благодаря которому из поколения в поколение могут передаваться навыки, заветы служения Отечеству. Он должен быть сохранен и востребован.

Нужна государственная программа. Думаю, Государственной думой принято правильное решение о пересмотре известного постановления Съезда депутатов РСФСР, который принял тогда унизительное решение по «афганцам» и афганскому наследию. Думаю, что грамотное, точное и обдуманное понимание тех событий, безусловно, поможет нам в будущем.