В любом государстве министерство по чрезвычайным ситуациям — ведомство особенное. Это люди, долг которых — быть там, где случилась беда. Или, по возможности, попытаться ее предотвратить. Но жизнь показывает, что многие страшные вещи происходят в нашем мире, несмотря на все усилия, прилагаемые для обеспечения безопасности. И тогда на месте происшествия оказываются те, кто делает самую черновую, страшную, а зачастую и опасную работу — сотрудники МЧС.
Ситуация войны добавляет и новые угрозы — это установленные противником мины, неразорвавшиеся снаряды, пожары вследствие попаданий.
Именно с такой работой приходится иметь дело МЧС Донецкой Народной Республики и его главе, генерал-лейтенанту службы гражданской защиты Алексею Кострубицкому. В Донецке рассказывают, что он не просто с 2014 года руководит ведомством, а лично принимал участие в ликвидации возгораний.
«Входит в горящие избы!» — заявила корреспонденту Федерального агентства новостей одна местная жительница.
Корреспондент ФАН встретился с Алексеем Кострубицким в Донецке и расспросил о работе министерства, а также обстановке в регионе.
— Какая сейчас ситуация в плане пожаров, возникающих вследствие боевых действий?
— За последние два месяца количество обстрелов со стороны ВСУ на линии соприкосновения значительно увеличилось. Есть пожары, на которые мы вообще не можем выехать, потому что они находятся непосредственно на линии соприкосновения, в прямой видимости украинской стороны. Если сравнить количество пожаров, то в этом году их было уже 49, связаны они со взрывоопасными предметами ВСУ. В 2018 году таких пожаров было 37.
В этом году происходит действительно больше пожаров, которые возникают вследствие попадания взрывоопасных предметов со стороны вооруженных формирований Украины. Из-за обстрелов на корню сгорает хлеб. А ведь именно сейчас идет уборка зерновых. Из-за обстрелов горят хлебные поля…
— Это ВСУ целенаправленно так обстреливают, чтобы горел хлеб?
— Такой анализ трудно осуществить, но скажу одно: там, где находятся хлебные поля, позиций наших подразделений нет. То есть горит хлеб, а рядом нет военных подразделений, по которым мог бы вестись обстрел. Но все же трудно сказать, делается это целенаправленно или нет.
— Насколько различается работа в мирное время и сейчас, когда идут боевые действия?
— Тот опыт и та работа, которую ведут сейчас пожарно-спасательные подразделения, действительно сильно отличается от обычной мирной работы при тушении обычных пожаров.
Наши подразделения, выезжающие на тушение пожаров, связанных с боевыми действиями, отправляются на выезд в бронежилетах, касках, и, кроме того, на них еще надета специальная одежда для тушения пожаров. Последний случай был 11 июля, наше подразделение выезжало тушить пожар в Тельмановском районе, и автомобиль попал под обстрел.
Благодаря героическому поступку водителя этого автомобиля уцелел наш пожарный расчет. Во время обстрела расчет, чтобы не пострадать, спрятался за домом, который они тушили до того, а водитель, рискуя собой, сел в этот автомобиль и перегнал его на безопасное расстояние. И буквально через несколько минут минометная мина прилетела буквально в двух метрах от места, где ранее стояла машина. Водитель спас и личный состав, и технику. Притом что до этого автомобиль осколками посекло, потому что первые мины легли дальше.
— Полагаете, целенаправленно стреляли?
— Я думаю, да, потому что, вы же понимаете, эти тушения пожаров происходят в зоне прямой видимости украинской стороны. Они знают, что это приезжают не военные, а спасатели, долг которых — спасти людей и их имущество.
У нас в 2017 году был случай, когда погиб начальник караула Валерий Вдовиченко, сохранив жизни других, закрыв собой караул от разрыва взрывоопасного предмета, выпущенного из гранатомета. Те ребята, которые были с ним, остались живы. Это, конечно, для нас была большая потеря. Терять своих людей очень трудно…
— Часто украинская сторона открывает огонь по спасателям?
— Чтобы очень часто — нет. Но такое случается. Последний случай был недавно — в июле этого года.
— Как вам кажется, почему так происходит? По идее, спасатели, скорая — какое они отношение имеют к войне?
— Трудно сказать, почему. А им, наверное, без разницы, кто это — мирные, спасатели, доктора, абсолютно без разницы. Они ведут целенаправленные обстрелы и по жилому сектору, и по объектам инфраструктуры, и по спасателям.
— Вы возглавляете ведомство с самого начала — с 2014 года. Что изменилось при вас? Проводилась ли определенная модернизация, менялось ли что-то в работе спасателей?
— Система МЧС в Республике вобрала в себя многие спасательные службы, которые раньше, при Украине, были разрознены. Мы взяли за модель Российскую Федерацию.
В структуру МЧС ДНР сейчас входят водолазы, которые были раньше в других структурах, горноспасатели, спасающие людей под землей. Раньше они были тоже в другой структуре. Также в нашу систему вошли государственные предприятия, которые занимаются обращением с радиоактивными отходами. Это стала мощная, довольно эффективная структура. У нас численность на данный момент — более 7000 человек.
По сравнению с 2014 годом, когда мы только формировались, МЧС стало довольно мощной, оснащенной структурой. Мы в 2017 году получили от РФ много пожарно-спасательной техники, которой у нас никогда не было. Мы получили очень много аварийно-спасательного оборудования, которое сейчас эффективно применяется в наших подразделениях. И за это большое спасибо МЧС РФ!
— Вы сказали по поводу горноспасателей. Это имеется в виду, когда что-то на шахтах происходит?
— Да. Это те подразделения, которые спасают человеческие жизни под землей, на угольных предприятиях, они сейчас входят в нашу структуру.
— Часто на шахтах что-то случается?
— Громких, больших аварий, к счастью, сейчас не происходит. Последняя крупная авария была с гибелью шахтеров — это шахта Засядько, 2015 год. Мы тогда довольно эффективно провели ликвидацию последствий этой аварии, достали всех шахтеров. Плохо, что в той аварии были погибшие…
— Вы также упомянули радиацию. Такая угроза в регионе также существует?
— Радиационные аварии в основном связаны с утерей источников излучения. В целом эта работа сейчас направлена на приведение в порядок вообще всей нормативной базы, документации. При этом мы уже провели учет всех наших радиационных источников.
— А как идет разминирование?
— Мы в 2014 году при формировании МЧС создали Отряд пиротехнических работ численностью более 200 человек, и сейчас всеми работами по разминированию на территории Донецкой Народной Республики занимается МЧС.
При Украине численность наших пиротехников была всего лишь 16 человек, сейчас — больше 200. У нас есть кинологические расчеты, куда входят собаки, которые также занимаются разминированием. У нас есть современное оборудование для этого.
Проводим также разминирование водных объектов — в наших подразделениях есть водолазы-саперы.
Мы занимаемся в том числе сплошным разминированием сельскохозяйственных угодий, полей, там, где были боевые действия. Это очень сложная и кропотливая работа, но мы ее делаем. С 2014 года на территории ДНР нашими подразделениями найдено и уничтожено более 100 тысяч взрывоопасных предметов. Это, я считаю, довольно большое количество.
Но с учетом того, что вся линия соприкосновения очень плотно заминирована, конечно, эта работа нам еще не на один год.
— Насколько разминирован тыл?
— Сейчас проходит разминирование в трех районах ДНР — это Шахтерский, Амвросиевский и Старобешевский, то есть те территории, где стояли вооруженные участки Украины. Эти районы были довольно плотно заминированы, мы сейчас на этих участках работаем. Внутри Донецкой Народной Республики практически все сельхозполя мы уже сделали свободными для работы сельхозпредприятий.
— Какие у ведомства планы, что будет меняться?
— В этом году мы уже сделали все, к чему стремились. Мы подготовили первый выпуск лейтенантов нашей Академии гражданской защиты, и это большое дело. В Донбассе никогда не было вуза, который бы готовил спасателей, а в этом году мы выпустили первых лейтенантов.
История вуза началась в 2015 году, в 2019-м — первый выпуск. Сейчас у нас довольно эффективная система подготовки: мы взяли за образец Академию государственной противопожарной службы Москвы, взяли их программу и по этим программам учим наших будущих лейтенантов.
В этом году мы увеличили количество курсантов, потому что в системе МЧС действительно большая потребность в молодых офицерах. Дело в том, что офицеров нужно учить не один день и не один год. И если этого не делать, мы были бы просто обречены на провал.
А еще из серьезного, что мы планируем, — и, конечно, когда-то это однозначно осуществится: сделать, чтобы в МЧС ДНР была своя авиация. Это мечта, которую мы будем осуществлять.
— Дай бог, как говорится. Удачи вам в вашем нелегком благородном деле, Алексей Александрович!