10:24
29 марта ‘24

Эксперт-лингвист объяснил, как отличить подсудное оскорбление от ругани

Опубликовано
Источник:
Понравилось?
Поделитесь с друзьями!

Законодательство об оскорблениях в России должно стать лояльнее к простым людям, эмоционально выражающимся в бытовых ситуациях. Такое мнение в интервью Федеральному агентству новостей выразил лингвист Анатолий Баранов. 

Доктор филологических наук, профессор Института русского языка РАН, написавший известный учебник по лингвистической экспертизе текста, рассказал ФАН, как эксперты находят в текстах признаки оскорбления личности и представителей власти, чем отличается «дурак» от «дуралея» и в каких случаях можно материться.   

«Не вижу возможности оскорбить власть»

— Анатолий Николаевич, относительно недавно к списку статей, посвященных оскорблениям личности, добавился новый закон — об оскорблении госсимволов: Федеральный закон о внесении изменений в КоАП от 18.03.2019 № 28-ФЗ. С точки зрения анализа текстов, у лингвистов-экспертов появились новые задачи? Или механика процесса везде одна и та же независимо от объекта, который оскорбляют, будь то просто личность или представитель власти? 

— Да, конечно, методики используются одни и те же. Но именно по этой статье — об оскорблении госсимволов — я отказываюсь писать экспертизы. 

— Почему отказываетесь?

— Эта статья относится к органам, осуществляющим государственную власть в Российской Федерации. Но простите, власть — это же не физическое лицо! А оскорбление в первую очередь адресовано конкретному лицу, человеку. Власть не является человеком. 

— Как раз недавно в администрации президента призвали МВД отказаться от практики использования этого закона для защиты чиновников...

— Это в принципе абсолютно неправильная статья, которая еще сделает много плохого. Каким образом можно оскорбить власть? Можно оскорбить конкретного чиновника, так пусть идет в суд и судится по поводу оскорбления его лично. А почему он считает, что оскорбление его как прокурора или судьи — это оскорбление всей системы власти? С каких пор отдельный человек отождествляется со всей властью? 

— Но если ваши коллеги разделяют вашу позицию, то получается, что проводить экспертизы в отношении нарушений этого закона желающих нет?  

— Я лично отказываюсь писать по этой статье, но я знаю, что многие эксперты пишут. Ну если бы мне, например, в приказном порядке сказали: «Напиши экспертизу по этой статье! Вот смотри, есть речевой акт с неприличной лексикой в отношении прокурора». Я бы написал, что да, есть неприличная форма выражения, относится к конкретному лицу. А относится ли к власти — пусть решает следствие, суд, это их компетенция, их право. Это не ответственность лингвиста — я не вижу возможности оскорбить власть как таковую. 

Есть ли точные методы для гуманитариев

— А как вы определите сам факт неприличной формы выражения по отношению к конкретному человеку? Насколько эта процедура регламентирована? На мой взгляд, здесь имеет место доля субъективной оценки… 

— В лингвистике есть целый ряд инструментов, которые позволяют определить приличность или неприличность формы выражения, передачи смысла. Есть даже методика по оскорблению, выпущенная Центром экспертиз при Минюсте (Федеральный центр экспертиз при министерстве юстиции РФ. — Прим. ФАН), но она мне представляется не вполне применимой. И, вообще говоря, представление о том, что без методики эксперт работать не может, справедливо по отношению к криминалистическим экспертизам, которые связаны с анализом химического состава веществ, баллистических характеристик движения пули, с медицинской экспертизой.

— Вы говорите в целом о точных науках, правильно?

— Да. В этих случаях без методик действовать невозможно. Что касается так называемых социокультурных экспертиз, которые относятся к гуманитарной сфере знаний, то там чрезмерный упор на методики бессмысленен, потому что невозможно все предусмотреть. В этом случае эксперт должен ориентироваться не на методики, а на научные методы и на приемы исследования, которым его обучали, когда он получал базовое образование. 

— Значит доля субъективности в экспертизе текстов все-таки есть?

— Если человек владеет методами анализа, которым его обучали по базовой специальности, то в области лингвистики я могу сказать, что результаты будут совершенно объективны. 

— Какие это методы, например?

— Например, метод синонимических преобразований, который позволяет выявить то содержание анализируемого объекта, которое существенно с точки зрения поставленных вопросов. Это универсальный метод, который используют все лингвисты. Другое дело, что методы синонимических преобразований могут быть различны. Например,  вы можете использовать словари, словарные толкования — лингвист использует их для того, чтобы выявить те смыслы, которые наиболее существенны. Любой человек может посмотреть соответствующий словарь. Разумеется, словари могут быть несовершенны и так далее, но для этого эксперт и существует: он должен быть в состоянии провести собственный семантический анализ и определить, можно ли использовать эти словари для проведения исследования или нет. 

— И эти методы сегодня такие же, как и 20—30 лет назад? Ведь сейчас активно меняются каналы коммуникации, характер информации, в том числе публичной...

— Есть методы семантического анализа, которые уже давно используются в лингвистике, независимо от предмета анализа. Что вы анализируете — это важно, но в любом случае универсальные методы есть. Есть, конечно, новые методы, которые были разработаны только в конце 1960-х годов, например дискурс-анализ или теория речевых актов. Теория речевых актов — это довольно точный метод исследования, позволяющий выявить коммуникативную направленность высказывания, его коммуникативную цель, что очень важно по делам, которые связаны с анализом высказываний в диалогах по делам о взятках, вымогательстве и проч. Специалист-эксперт должен осознавать границы научных методов, их реальные возможности. В этом отношении методики, конечно, нужны. В частности нужна была бы — ее еще нет — внятная методика по оскорблению, где были бы четко описаны типы ситуаций — более официальные, менее официальные. Это все должно быть описано, и такая типология должна использоваться экспертом. К сожалению, пока такой типологии нет. 

— Ведутся ли какие-то работы по ее разработке?

— Нет, формально у нас же есть методика по оскорблениям, которую я уже упоминал. Ее рекомендует Минюст для использования экспертами, но вообще-то она ломает существующую практику проведения лингвистических экспертиз по данному классу дел, что вряд ли можно приветствовать.

О брани от профессоров и «идиотах» на суде

— А в случае с оскорблениями, на основании чего лингвист делает вывод о наличии или отсутствии нарушения? 

— В случае с оскорблениями речь идет о трех важнейших характеристиках. Первая — это отнесенность речевого акта, предположительно, передающего оскорбление, к конкретному лицу. Вторая — стилистические особенности или характеристики слова. Есть стиль высокий, есть стиль литературный, есть стиль обыденного общения, есть стиль сниженный, жаргон и так далее. Третья характеристика касается речевой ситуации, в которой слово было употреблено. Например, это может быть выступление лектора перед студентами или заседание суда, или приватный разговор собутыльников в процессе распития спиртных напитков на кухне. Легко заметить, что все указанные ситуации различны. Тем самым какое-нибудь обсценное слово, которое было употреблено одним собутыльником по отношению к другому, трудно рассматривать как неприличную форму, поскольку в соответствующей ситуации это стандарт общения. Люди, которые так общаются, очень часто используют обсценные слова. Это люди определенной социальной страты, да и не только: даже профессоры — я могу это сказать совершенно определенно (смеется) — даже профессоры на дружеской попойке могут употребить «нехорошее» слово. Интерпретировать его как неприличное по форме в такой ситуации невозможно, хотя оно, конечно, нецензурное. С другой стороны, есть литературное слово «идиот» или «дурак». И представьте себе, что в судебном заседании одна из сторон называет судью идиоткой или идиотом... 

— Думаю, это будет расцениваться как неприличное высказывание.

— Да. Хотя это слово литературного языка, оно есть во всех словарях, и даже не всегда указано, что оно используется как ругательство. И, тем не менее, в этой официальной ситуации оно, безусловно, будет неприличным по форме. Это вполне доступный метод анализа, не требующий сверхспособностей. Он, конечно, требует внимательности, требует знаний о том, какие ситуации бывают... 

— И в том числе нелингвистических знаний…

— Конечно. Тут есть что-то, что относится не к лингвистическим знаниям, а к знаниям о мире, присущим всем людям. Но это неизбежно. Когда, скажем, лингвист проверяет текст на наличие негативной, нейтральной или позитивной информации, он устанавливает тип оценки. Но оценочная составляющая не является чисто лингвистической. Это сфера этики, но у нас же нет судебных экспертов по этике. Все мы, если мы живем в социуме, являемся в какой-то мере экспертами по этике — по крайней мере, должны быть. Конечно, это нелингвистическое знание. 

— Правильно ли я понимаю, что в любом случае с помощью этих приемов и методов в совокупности эксперт-лингвист может ответить на все вопросы, которые перед ним стоят? 

— Есть, конечно, случаи сложные, когда окончательных выводов сделать нельзя. Но тогда эксперт и пишет, что по имеющимся методам анализа сделать однозначный вывод невозможно. Это, например, очень характерно для экспертиз по установлению авторства. Там сфера предположительности, приблизительности достаточно велика. И важно не то, что не всегда можно получить объективный результат; важно, чтобы в тех случаях, когда этого сделать нельзя, эксперт в явном виде это писал. А дальше уже решение — за следственными органами и судом. Экспертиза — это же не единственное доказательство, которое используется в судебном процессе. 

Точных правил нет

— Получается, что квалифицированный эксперт-лингвист, владеющий методологией, относительно хорошо понимает, когда, что и кому можно говорить и какие выражения подбирать. Но как разобраться в этом говорящим — тем, кого могут привлечь к ответственности по административной или даже уголовной статье? 

— Это проблема. Это проблема для общественной коммуникации. Вообще, я считаю, что должны быть четкие правила, чтобы люди, которые участвуют в общественных дискуссиях, понимали рамки использования языка, в которых говорящий находится в безопасности с точки зрения права. 

— А этих правил нет?

— А их сейчас в точности нет. Если постоянно нужно привлечение эксперта-лингвиста для того, чтобы определить, можно ли сказать так-то или нельзя, это конечно неправильно. Все мы постоянно участвуем в общественной коммуникации, и все участники должны четко понимать, как можно и как нельзя. К сожалению, законодательство сейчас устроено таким образом, что очень трудно человеку, который имеет, например, начальное или среднее образование, разобраться, как ему можно говорить, а как нельзя. Но незнание закона не освобождает от ответственности. Например, какой-нибудь пенсионер говорит председателю дачного кооператива: «Ой, да иди ты на …» И вот за «иди ты на ...» его могут привлечь по оскорблению в рамках КОАП. Это, конечно, неправильно.

— Как же решать эту проблему? 

— Я не знаю, как должен быть устроен закон, но понятно, что он должен быть устроен так, чтобы эти случаи не подпадали под действие даже КоАПа. Либо должна быть такая правоприменительная практика, чтобы правоохранительные органы, суды к этим случаям относились терпимо. 

— Периодически в СМИ появляется информация о решениях судов на основе оставленных в социальных сетях комментариев, которые у многих вызывают вопросы. 

— Общение в Интернете — это вообще другая коммуникативная среда, и внутри нее есть разные коммуникативные ситуации. Есть разные социальные сети — есть «ВКонтакте», и есть Facebook, есть закрытые сообщества и открытые. В закрытых — много чего позволяется, в открытых модератор может налагать ограничения на форму выражения смысла и, в частности, убирать всю обсценную лексику, блокируя человека, который ее использует. Тут опять-таки надо смотреть каждый случай отдельно. Хотя, конечно, зона Интернета — это зона более открытая и менее формальная, чем устное или письменное общение, которое предусматривает определенные стилистические нормы. 

— И все-таки есть ли какие-то однозначные маркеры для вас, по которым вы сразу можете определить, что в таком-то случае речь идет о нарушении? И что, соответственно, субъектам коммуникации употреблять такие слова или формы следует осторожно? 

— Ну например, использование нецензурной лексики, мата по отношению к конкретным лицам в большинстве случаев является оскорбительным. Но очень важно, что речь идет об обращении к кому-то. Когда человек входит в автобус, роняет шапку и матерится — здесь нет оскорбления в смысле законодательства, потому что акт оскорбления всегда направлен на конкретное лицо. Конечно, существуют контексты, которые связаны с использованием обсценной лексики и это не является неприличным, мы уже говорили об этом, но таких ситуаций немного на самом деле.

— Вы упомянули, что в определенном контексте даже слово «дурак» может быть ругательным. А может ли меняться заключение лингвиста в зависимости от того, какая именно форма слова была использована или какое слово из ряда родственных? Например, «дурак», «дуралей», «дурашка»…

— Конечно, выводы могут быть разными, потому что «дурак» и «дуралей» — это разные по стилистическим особенностям и по семантике слова. С точки зрения правоприменительной практики, тут надо смотреть, но, конечно же, слово «дурак» более грубое, а «дуралей»  — это такая даже ласковая номинация, которую трудно рассматривать как оскорбление (улыбается). И «дурашка» — тоже.