Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Лидеры Британии никак не дадут четкого определения “победы” Украины, пишет UnHerd. На Западе в целом не ведется осмысленных общественных дискуссий о вероятном исходе конфликта. Но несмотря на это, контуры будущего урегулирования уже просматриваются, считает автор статьи.
Арис Руссинос (Aris Roussinos)
Чем закончится конфликт на Украине? Показательно, что в сгустившейся мрачной атмосфере международной нестабильности единственным кандидатом на британских выборах, всерьез озаботившимся этим вопросом, стал Найджел Фарадж. Излагая внешнеполитическую позицию своей партии “Реформировать Соединенное Королевство”, Фарадж заверил, что она, если придет к власти, "продолжит помогать Украине деньгами", но добавил, что обеим сторонам придется осознать, что конфликт “или в какой-то момент завершится дипломатией, или будет продолжаться много-много лет и унесет массу жизней”. Поэтому, по его словам, необходимы личные переговоры. Газета "Миррор" сообщила, что эти заявления вызвали “ярость”, но не пояснила, у кого.
Заявление Фараджа поразительно не только тем, насколько оно расходится с заявленной украинской политикой двух основных [британских] партий, которая заключается в поддержке Киева до окончательной “победы” (чье определение он сам то и дело меняет: от возврата к границам на 2022 год на момент ввода российских войск до задачи гораздо более грозной — восстановления границ 1991 года). В нем отразились глубокие внешнеполитические соображения насчет конфликта, а не избитые банальности внутрипартийной политики Великобритании. Отсутствие стратегического мышления, как отметил уважаемый специалист по России Марк Галеотти, не пойдет на пользу ни Украине, ни Западу. Как он отмечает, “разрыв между риторикой и реальностью опасен для Запада, поскольку рискует породить нереалистичные ожидания”. Галеотти, чья позиция ближе к анализу Фараджа, чем к господствующему политическому дискурсу, предупреждает о “сделке, которая так или иначе обменяет часть украинской территории (а, возможно, и гарантии нейтралитета) на признание суверенитета Киева и независимости со стороны Москвы, пусть и сквозь зубы”. Хотя западные чиновники в частном порядке и признают этот исход весьма вероятным, во всеуслышание об этом не говорится: “это идет вразрез не только с позицией Киева, но и официальной риторикой Запада”.
Логично, что есть три возможных исхода украинской конфликта: полная победа Украины и полное поражение России — ныне маловероятное даже по признанию высокопоставленных украинских чиновников; его зеркальное отражение: полная победа России и крах Украины, который даже при том, что ход боевых действий постепенно складывается в пользу Москвы, отнюдь не выглядит неизбежным; и заморозка боевых действий — возможно, по нынешней линии фронта. Последний вариант отражает точку зрения бывшего председателя Объединенного комитета начальников штабов Америки генерала Марка Милли, высказанную еще зимой 2022 года, когда успешное осеннее наступление Украины вынудило Россию отступить, а Киев заполучил переговорную позицию, которая с сегодняшней точки зрения представляется упущенной возможностью. Однако администрация Байдена отвергла предложение Милли о дипломатическом нажиме на Киев, а президент тогда заявил: “Все зависит от самих украинцев. Ничто не решается без Украины за ее спиной”.
Однако решение Киева отказаться от переговоров и продолжить боевые действия подкреплялось надеждами на успешное наступление 2023 года, которое резко ослабит боевые позиции России, а также на вере в то, что американская военная поддержка сохранится вплоть до окончательной победы. Однако наступление оказалось дорогостоящим провалом, а дальнейшая поддержка Украины вызывает в Вашингтоне все больше споров. И хотя боевое положение Украины значительно ухудшилось, официальные цели Вашингтона не изменились. Обстановка на местах обострилась, однако риторика Вашингтона — а тем более Вестминстера — так и не адаптировалась к новым условиям.
Как же будет выглядеть реалистичный подход к Украине? Ирония кроется в том, что даже если предпочтительный для Запада исход сдвинется в сторону урегулирования путем переговоров вместо прямой военной победы, на деле разительных перемен не произойдет — по крайней мере, на данном этапе. Когда в 2022 году казалось, что Украина одерживает верх, Киев, предчувствуя победу, не имел никакого желания вести содержательные переговоры. Теперь, когда верх одерживает уже Россия, у Москвы также нет желания идти на уступки, необходимые для конструктивных мирных переговоров. Путинское предложение о прекращении огня, изложенное в преддверии “саммита мира” под руководством Украины на прошлой неделе (прошедшего без участия России и самого Байдена), наоборот, говорит о том, что позиция Москвы ужесточилась. Еще недавно, в прошлом месяце, в Кремле поговаривали о заморозке боевых действий на нынешних линиях фронта.
Путинское предварительное условие для переговоров заключается в том, что Украина выводит оставшиеся войска из четырех областей — Донецкой, Луганской, Запорожской и Херсонской — которые Россия официально аннексировала осенью 2022 года, хотя предшествующее наступление ВСУ отбило значительную часть двух последних. Хотя настойчивые требования России, чтобы Украина не вступала в НАТО, в контексте переговоров представляются довольно обоснованными (вопреки риторике Запада об отсутствии к этому предпосылок), требовать от Украины отказаться от обширных участков собственной территории, которые та все еще контролирует, нереалистично. Русские войска постепенно продвигаются по всему фронту, но пока не добились решающего прорыва. Возможно, Путин рассчитывает на новое летнее наступление до зимних снегопадов — или же того, что его ставка на истощение в итоге окончательно сломит украинскую армию. Однако на данный момент положение Украины пусть и тяжелое, но отнюдь не катастрофическое, и на данном этапе со стороны Киева представляется вполне разумным российское предложение отклонить. Как ни парадоксально, своим предложением Москва косвенно признала, что не готова к переговорам.
Но и встречные предварительные условия Украины для мирных переговоров бессмысленны, поскольку требуют от России невынужденных уступок ради недостижимой для Киева цели. Саммит в Женеве (на который Россию не пригласили), по всей видимости, станет последней в ряду подобных инициатив перед началом осмысленных переговоров, поскольку терпение неприсоединившихся государств уже на исходе. Как отмечает журнал "Экономист", “в Америке уже зашел разговор о приемлемом окончании конфликта”, а взоры уже обращены к “альтернативным переговорным платформам, которые могут заработать уже поздней осенью”.
До осени же могут произойти значительные перемены, и именно поэтому мирные переговоры до этого времени маловероятны. Этим летом Россия может добиться успехов на поле боя, вынудив Киев принять условия, которые тот сейчас отвергает. Однако столь же вероятно и то, что Украина сдержит наступление России, загнав боевые действия в медленный и мучительный тупик, в котором серьезные переговоры снова покажутся Путину привлекательными. Политические решения Запада для достижения последнего результата не будут существенным образом отличаться от нынешней стратегии поддержки Украины до полного поражения России — то есть, вооружать Киев и оказывать ему решительную дипломатическую поддержку. В этом смысле заявленная верность Запада максималистским (и, вероятно, недостижимым) политическим целям может быть истолкована как тактика, призванная улучшить позицию Украины перед новым толчком к содержательным переговорам. Клюнет ли на эту уловку Путин или нет — это другой вопрос.
Как бы то ни было, решающим фактором, практически перечеркивающим переговоры до конца года, стала перспектива победы Трампа на осенних выборах. Конкретную позицию Трампа по Украине трудно просчитать: он нелестно высказывался лично о Зеленском, а его преданные сторонники откровенно враждебны к Украине, но сам он славится непостоянством и может пойти на решительную эскалацию войны в качестве прелюдии к переговорам. Возможная политика будущей администрации Трампа по Украине — момент важный, но непостижимый, поэтому со стороны Путина вполне логично затягивать боевые действия до тех пор, пока новый американский президент не вступит в должность: дотоле перспективного пространства для переговоров нет, и если мирное соглашение повлечет за собой болезненную уступку украинской территории (что вполне вероятно), то политическая логика администрации Байдена будет заключаться в том, чтобы переложить ответственность на Трампа, — и неудовлетворительный исход конфликта неизбежно будет сопровождаться возмущением прессы.
Но даже несмотря на это, контуры будущего урегулирования уже просматриваются. Прошлым летом выяснилось, что выдающийся американский внешнеполитический деятель Ричард Хаас вел неофициальные переговоры с кремлевскими чиновниками, за что был поспешно осужден Киевом и отстранен от Белого дома. Заключение Хааса, опубликованное в журнале Foreign Affairs в том же месяце, когда он встретился с российскими чиновниками, заключалось в следующем: “Запад позволил Украине устанавливать критерии успеха и военные цели. Эта политика, безотносительно того, имела ли она смысл в начале конфликта, сегодня себя уже исчерпала”. Спорный на тот момент вывод Хааса, что “мир на Украине не может быть заложником военных целей — сколь угодно оправданных с нравственной точки зрения, но наверняка недостижимых”, успешно прошел пробу временем — при этом ситуация на поле боя складывается в пользу России, а США и Европа постепенно отходят от твердой и неколебимой приверженности военному решению, которую западные лидеры высказывали в начале конфликта.
Предположительно озвученное России предложение Хааса заключалось в следующем: боевые действия замораживаются по нынешней линии фронта, и “в идеале и Украина, и Россия отводят войска и тяжелые орудия с новой линии соприкосновения, фактически создав демилитаризованную зону” под присмотром нейтральных наблюдателей. Россия сохранит за собой территориальные приобретения, хотя Киеву не придется признавать их легитимность: вместо этого он смирится с тем, что восстановление территориальной целостности потребует “дипломатического прорыва” — возможно уже после ухода Путина с политической сцены. Дотоле западные правительства пообещают полностью снять санкции против России и нормализовать отношения лишь в том случае, если Москва подпишет “мирное соглашение, приемлемое для Киева”. Требования России о нейтралитете Украины (то есть обязательстве не вступать в НАТО) будут уравновешиваться твердыми двусторонними гарантиями защиты Украины со стороны США. Показательно вот что: поскольку время действия нынешней стратегии Запада постепенно истекает, администрация Байдена на прошлой неделе подписала десятилетнее двустороннее соглашение о безопасности вне рамок НАТО: так что возможно, что стратегия Хааса уже заработала.
Хотя боевые действия пока не приносят четкого перевеса, до конца года обе стороны наверняка попытаются укрепить позиции перед новым дипломатическим рывком к миру. Если на выборах победит Трамп, и если он надавит на Украину, чтобы та уступила землю в обмен на мир (а это вполне вероятно), европейские политики столкнутся с трудным выбором. Полная европеизация военных усилий Запада потребует гораздо большей мобилизации ресурсов, чем могут и готовы сделать европейские политики — при всей своей громогласной риторике. В то же время расхождение между максималистскими военными целями Киева и реальностью на поле боя станет еще шире. Стал бы лидер лейбористов Кир Стармер втягивать Великобританию в украинский конфликт без американской поддержки? Этим вопросом, безусловно, стоит задаться. Чтобы привести нынешнюю угрожающую ситуацию к приемлемому завершению, нужна серьезная и откровенная дискуссия о том, как будет выглядеть приемлемое завершение конфликта, если отбросить перспективу полного краха России.
Однако, как отмечает Галеотти, “одна из ключевых проблем заключается в том, что у нас нет мало-мальски единого представления о том, чтó на самом деле подразумевается под “победой” или “поражением”. Как следствие, на Западе не ведется осмысленных общественных дискуссий о вероятном исходе, о том, что мы готовы сделать и сколько готовы потратить — и какова наша реальная стратегия. Эти откровенные разговоры, жизненно важные для британской безопасности, уже ведутся втихую — но, как ни странно, считаются в британской политике табу, даже при том, что наши лидеры уже обсуждают восстановление воинского призыва. Великобритания активно поддерживала военные усилия Украины и заслуживает похвалы за то, что Киеву удалось отстоять свою основную территорию. Выживание Киева — уже само по себе громкая победа, и интересы Великобритании должны учитываться на любых мирных переговорах. Расчеты Вашингтона уже потихоньку расходятся с его риторикой, и Фарадж заслуживает скорее похвалы, чем порицания за то, что привносит в замкнутый мир британской политики толику реализма и жар внешнеполитических споров США. Иметь дело с суровой реальность вместо лучшего мира, которого мы лишь желаем, — не только не аморально, но и разумно.